Согласно одному из определений, «психоанализ – искусство толкования бессознательного». Действительно, в случае психоанализа, терапевтическая ситуация организована таким образом, чтобы облегчить выявление бессознательной составляющей психики пациента и обеспечить возможность для ее развертывания в переносе. Основная задача терапевта заключается в толковании проявлений бессознательного: психоаналитик использует инструмент толкования для продвижения от зрелых пластов душевной жизни пациента к более архаичным с целью исследования, разрешения и проработки невротического конфликта, который побудил пациента обратиться за помощью.

  В своем докладе я приглашаю вас к тому, чтобы рассмотреть, как этот известный тезис о психоанализе соотносится с методом группового анализа.

  Групповой анализ имеет тесное сродство с психоанализом в понимании устройства душевной жизни индивида и роли бессознательного в формировании тех или иных психических нарушений. Соответственно, и терапевтическая ситуация организована сходным образом в плане большой продолжительности терапии, ее частоты и регулярности, прозрачности и стабильности рамки, строгой конфиденциальности со стороны всех участников терапии, нейтральности и абстинентности аналитика, основного правила свободных ассоциаций, которое применительно к группе становится правилом свободных интеракций.

  Однако, помимо психоаналитической теории, метод группового анализа опирается также на положения гештальтпсихологии и теории систем, а также на собственные разработки в отношении групповой динамики. Ситуация группы, в которой объектом переноса становится не только терапевт, но и каждый участник группы по отдельности, и вся группа в целом, обуславливает ее качественные отличия от психоаналитической. Ситуация множественности, в которой оказываются пациенты аналитической группы, в отличие от дуальной ситуации психоанализа, не дает возможности глубинного исследования каждой личной истории и каждого индивидуального невроза. Не связанные друг с другом терапевтическими обязательствами участники группы неизбежно вступают в массивные переносно-контрпереносные взаимодействия, в которых необходимость глубинного исследования перестает быть столь актуальной. Индивид, подверженный многим разноплановым стимулам от группового окружения, быстро раскрывается во всей полноте своей личности; его центральные конфликты быстро выходят на передний план и становятся предметом бессознательной инсценировки здесь-и-сейчас. Группа выступает и в роли провокатора, актуализирующего конфликты, и в роли зеркала, позволяющего их идентификацию, и в роли среды, которая предоставляет возможности для корригирующего эмоционального опыта.

  Итак, сама группа и коммуникация входящих в нее индивидов становятся наиболее действенным инструментом влияния. Искусство группового аналитика заключается в его способности настраивать этот инструмент таким образом, чтобы он служил целям терапии. Толкование является неотъемлемой составляющей этого искусства, однако, в случае группового анализа оказывается не единственной, и едва ли наиболее важной составляющей. Функция терапевта, т.е., толкователя бессознательного, для группового аналитика необходимо дополняется функцией ведущего (динамического администратора) и функцией участника группы (т.е. его личным вкладом в развитие группового процесса).

  В качестве иллюстрации я приведу кинофильм 1957 года режиссера Сидни Люмета «Двенадцать разгневанных мужчин». Для целей данного изложения я не стану пытаться раскрывать все смысловые аспекты этого произведения, воздержусь от детального разбора кинофильма и обсуждения его художественной ценности. Я намерен сосредоточиться только на групповой ситуации, которая изображена создателями фильма с потрясающей достоверностью, и имеет четкие параллели с ситуацией аналитической группы.

  Итак, кинофильм открывается сценой, в которой судья подводит итог многодневного судебного разбирательства и предлагает двенадцати присяжным удалиться на совещание для вынесения окончательного вердикта о виновности или невиновности подсудимого. Подсудимый – 18-летний юноша, обитатель трущоб, из неблагополучной семьи, ранее неоднократно привлекавшийся к криминальной ответственности, которого теперь обвиняют в убийстве собственного отца. В ходе разбирательства обвинение, опираясь на прямые и косвенные улики, убедительно доказало виновность юноши. Защита, в свою очередь, не смогла представить никаких аргументов, опровергающих это мнение. Вердикт о виновности, вынесенный присяжными, будет означать, что юноша окончит свою жизнь на электрическом стуле. Все дальнейшие события вплоть до окончания фильма разворачиваются в комнате для совещаний, где присяжные пытаются достичь решения, которое по закону должно быть единогласным.

В групповом анализе

 «психотерапевтическая ситуация анализируется в терминах структуры, процесса и содержания.

  Понятие структуры касается паттернов взаимоотношений, которые обладают относительной стабильностью и длительностью во времени. Терапевт наблюдает за формой и организацией, которые приобретают эти паттерны, так называемыми фигурациями. Он также отмечает привычные роли, занимаемые участниками, которые зачастую не отличаются от ролей в их повседневном окружении. Структурный анализ, или анализ фигураций, как будет видно позднее, особенно важен в локализации устойчивых дисфункций в группе.

  Процесс представляет собой динамический компонент ситуации, который можно определить как взаимодействие элементов ситуации в их реципрокных взаимоотношениях и коммуникациях, вербальных и невербальных. Это функционирующий сегмент всего человеческого опыта, именно с анализом процесса аналитическая ситуация находит свое наиболее полное и значимое определение.

  Структура и процесс являются каналами, через которые происходит передача содержания и анализ содержания – отношений, идей, ценностей, чувств, переживаний… Структура и процесс определяют каким способом будет происходить коммуникация содержания».

(Фукс, Энтони, 1957)

  Давайте попробуем рассмотреть групповую ситуацию в комнате совещания присяжных в терминах структуры, процесса и содержания, и выявить в этой ситуации те факторы, которые можно определить как терапевтические.

  Внешняя структура для группы присяжных такова: суд методом случайной выборки определяет список претендентов из числа зарегистрированных в данном регионе избирателей, которым направляются повестки о явке в суд для выполнения обязанности присяжных. Эта обязанность считается частью гражданского долга: неявка по повестке карается штрафом или сроком заключения, сама работа присяжного оплачивается государством. Из числа претендентов судебные клерки при участии обвинителя и защитника отбирают коллегию из 12 присяжных для каждого конкретного судебного разбирательства. Присяжные обязаны присутствовать на всех заседаниях данного судебного разбирательства, а по его окончании удаляются на совещание, во время которого выносят вердикт по факту виновности. Из своего числа присяжные избирают старшину, который ведет дискуссию, следит за тем, чтобы все имели возможность высказаться и подсчитывает голоса. Вердикт может быть принят только единогласным решением всех присяжных.

  Во время обсуждения они находятся за закрытой дверью и не имеют права ни с кем контактировать до тех пор, пока решение не будет принято. Мнения и аргументы, которые высказывают присяжные во время обсуждения остаются строго конфиденциальными. Если обсуждение затягивается, суд предоставляет присяжным гостиницу и питание на все время, которое понадобится для вынесения вердикта. Целью такого сеттинга является обеспечение наиболее широкого социального представительства в коллегии присяжных, отсутствия личной заинтересованности, или предубежденности членов коллегии, их свободы от внешнего давления  в пользу того или иного решения. Внешний сеттинг задается и поддерживается судебной бюрократией и исполнительными судебными органами.  

  В ситуации группового анализа внешний сеттинг задается и поддерживается групповым аналитиком. Это относится к его роли динамического администратора, составляет часть его компетенции и профессиональной ответственности. Также как соблюдение процедуры в организации работы присяжных – залог того, что группа сможет стать инструментом правосудия, так и соблюдение сеттинга в организации работы аналитической группы – залог того, что группа сможет стать инструментом терапевтического воздействия. Отбор участников является немаловажным фактором администрирования группы. Здесь широкое представительство также имеет значение. Чем более многообразен состав группы по признаку пола, возраста, происхождения, сферы деятельности, особенностей жизненного опыта, характера проблем и т.п., тем большим потенциалом для развития участников обладает группа. Предел оптимального многообразия находится в том пункте, где различия между участниками не оставляют места для какой бы то ни было общности, или исходное напряжение между представителями полярных подгрупп выходит за границы их толерантности. Также негативно сказывается на групповой динамике включение только одного участника, существенно отличающегося от всех остальных по какому-то одному признаку – например, включение одного пожилого человека в группу молодых людей. Подобный состав чреват формированием ригидных и односторонних паттернов коммуникации и застреванием в  динамике поиска козла отпущения. Наличие общности между участниками, включенными в группу, также является важным параметром. Так в коллегии присяжных все члены должны быть совершеннолетними гражданами США, владеющими английским языком. В аналитической группе все участники должны обладать некоторой изначальной способностью к эмпатии, рефлексии, вербализации и выдерживанию фрустрации, без которых в группе будут преобладать скорее антигрупповые, чем терапевтические тенденции. Предварительные интервью с участниками, а иногда и короткие курсы индивидуальной терапии являются важной частью подготовительной работы аналитика, во время которой он определяет показания к групповой терапии вообще и включению в данную группу в частности. Необходимый аспект групп-аналитического сеттинга – набор участников, которые не знакомы между собой во внешней жизни, согласны воздерживаться от поддержания каких-либо контактов друг с другом за пределами группы и соблюдать строгую конфиденциальность. Без выполнения этого условия участники не смогут достаточно полно использовать друг друга в качестве трансферентных объектов и снизят терапевтический ресурс группы. Обязательное, пунктуальное присутствие и активное участие на всех групповых сессиях на всем протяжении терапии создают эффект закрытых дверей в комнате совещания присяжных – аффективное напряжение при этом достигает достаточной интенсивности, чтобы канализировать коммуникации на всех уровнях внутрь группы, тогда оно не рассеивается за пределами группы и становится двигателем изменений и разрешения возникающих конфликтов. 

  Внешняя структура для группы присяжных имеет два существенных отличия от таковой для аналитической группы. В первом случае структура является жесткой, попытки нарушения заданной рамки пресекаются извне автоматическим и безличным образом с помощью строгих мер взыскания. Во втором случае структура более пластична, хотя и не менее четко обозначена. Патрулирование границ группы – важная часть искусства аналитика, в отправлении которого он руководствуется тактическими и стратегическими терапевтическими целями, оценкой текущего момента групповой динамики, учетом личности участников. Интервенции аналитика в случае нарушения границ с учетом всех обстоятельств события могут широко варьировать от бездеятельного наблюдения, мягкой или конфронтирующей констатации, интерпретации бессознательной динамики и вплоть до директивного указания, или даже выведения того или иного участника из состава группы. Другое отличие заключается в том, что члены коллегии присяжных должны быть по возможности лишены личных целей участвовать в этой групповой работе, помимо исполнения своего гражданского долга. В своей активности они обязаны руководствоваться выполнением задачи, поставленной перед ними внешней инстанцией, а именно – вынесением вердикта, которого требует суд по фактам конкретного дела. Участники аналитической группы, напротив, должны сформулировать личную цель, т.е. свой терапевтический запрос, который должен быть адекватен возможностям групповой терапии и обнаруживать достаточный уровень мотивации, который позволит им выдерживать неизбежные фрустрации, связанные с групповым процессом. Вместе с тем, у участников нет обязательств постоянно сосредотачиваться на выполнении этой своей индивидуальной задачи.

  В пользу некоторого сходства двух ситуаций здесь стоит отметить, что темы виновности и ответственности, наказания и прощения, установления фактов и требования справедливости, отношения жертв и преследователей нередко становятся темами обсуждения не только в суде присяжных, но и в аналитической группе. И здесь, как в фильме «12 разгневанных мужчин» группа часто бывает склонна быстро находить виновных и карать их своим гневом, обидой, отвержением. Так, довольно легко объектами осуждения становятся персонажи историй, звучащих в группах – черствые отцы и эгоистичные матери, инфантильные мужья и капризные жены, неблагодарные дети и несправедливо обласканные сиблинги, бездарные начальники и корыстные сослуживцы. Не менее скорыми на расправу бывают одни участники группы и по отношению к другим участникам. Порой требуются немалые усилия, чтобы группа умерила свой экзекуторский пыл и перестала хотя бы на время подавать ток к электрическим стульям, на которых в ходе групповой коммуникации поджариваются все эти «несомненные изверги».

  Относительно жесткая внешняя структура ограничивает групповое пространство аналитической сессии / совещания присяжных, внутри которого структура никак не задается. Но уже в самом начале работы, когда присяжные только заходят в комнату для совещания, в их беспорядочном брожении по помещению, рассаживании и пересаживании с места на место, отрывочном обмене малозначительными репликами можно увидеть как намечаются, складываются, распадаются и снова формируются некоторые паттерны внутренней структуры взаимоотношений.  Довольно быстро обозначаются основные оси этой внутренней структуры – это ось отношений членов коллегии к внешнему социуму, представленному в первом приближении аппаратом суда, и ось отношении членов коллегии друг к другу. Обе оси имеют специфическую для данной группы фигурацию с ее индивидуальными вариациями у отдельных участников; на обеих осях концентрируется ощутимое напряжение.

  В отношении к внешнему социуму это напряжение манифестирует общей реакцией на действие распорядителя, который, собрав подписи у всех присутствующих, выходит из помещения и запирает за собой дверь на ключ. На мгновение все присяжные замирают, некоторые вздрагивают, несколько человек застывает на пару секунд, вперившись взглядами в запертую дверь, присяжный № 5, молодой человек, как позднее выяснилось, выбившийся в люди из трущоб, делает непроизвольное движение к двери, как будто порываясь выйти, и с тревогой в голосе восклицает: «Я и не мог представить, что нас в самом деле запрут!». В этой реакции, общей для всей группы, но яснее всего обнаружившей себя в присяжном №5, чувствуется нечто клаустрофобическое, как будто каждый почувствовал себя отрезанным от мира, беспомощным, оставленным в одиночестве в опасном месте.

  Характер напряжений на оси взаимоотношений между участниками манифестирует в вопросе, какое место кому занять за совещательным столом. И снова вопрос оказывается актуальным для всей группы, но обращение с ним отлично у каждого из участников. Так, присяжный №4, собранный, деловитый, уверенный в себе брокер, ни на кого не глядя сразу направляется к столу, широко располагается в центре и погружается в чтение биржевых котировок, не выражая никакой заинтересованности в окружающих. Присяжный №4, робкий и застенчивый банковский клерк, садится не за стол, а в сторонке, под стенкой и оглядывается в нерешительном любопытстве, словно ребенок, которого взрослые захватили с собой на деловую встречу. Присяжный №8, архитектор в белом костюме, останавливается у окна спиной к столу и стоит, погруженный в свои мысли, до тех пор, пока его не приглашают присоединиться к остальным за столом. Некоторые присяжные – как №3, №7 и №10 занимают в пространстве комнаты ощутимо много места: ходят, осматриваются, присаживаются здесь, потом пересаживаются там, громко заговаривают с остальными. Другие присяжные, как № 6 и №11 малозаметны и скромно садятся с краю стола. Присяжный №1, избранный еще до совещания старшиной присяжных, становится во главе стола и озабоченно сортирует бюллетени для голосования. Его позиция, хотя и является довольно технической и не предполагает больших полномочий, явно заставляет его нервничать. Видно, что присяжный №1 старается как можно лучше выполнить возложенную на него обязанность, волнуется справится ли, и не сразу решается занять председательское место. И снова, присяжный №5 обнаруживает наибольшую обеспокоенность вопросом места, хотя и в этом случае, очевидно выражает общегрупповое настроение. Он не выбирает место сам, а первым делом обращается к старшине с вопросом, куда ему следует сесть. Старшина явно озадачен и не знает, что ответить. Первое, что ему приходит в голову – что садиться следует так же, как они сидели во время суда, в порядке присвоенных им номеров. №5 без лишних вопросов исполняет указание, занимает соответствующее место, с которого уже не встает почти во все время совещания. При этом ему приходится потребовать освободить это место у №12, который охотно пересаживается с таким видом, что раз ему сказали, то значит так и надо. Актуальность выбора мест в группе не только угадывается в поведении участников, но и звучит прямым текстом. Несколько присяжных, один за другим, обращаются к старшине с вопросом, где им садиться. Предложение старшины «садиться по номерам, как в суде», которое звучит повторно уже как существующее правило, встречает общее одобрение. Замечание №10: «А какая разница?» не находит поддержки у остальных членов коллегии. Наконец, №9, пожилой пенсионер, вообще не участвует в рассаживании. Во все время этого процесса он находится в туалетной комнате. Остальным приходится позвать его, чтобы начать совещание, и старик садится на единственное место, остававшееся незанятым.

  Содержание групповой коммуникации отражает структуру, задается структурой и, в свою очередь, поддерживает структуру, или видоизменяет, формирует ее. Содержание с позиций групп-аналитической теории можно рассматривать на нескольких уровнях. На явном плане мы видим, как члены коллегии страдают от невыносимой духоты жаркого летнего дня, обмахиваются газетами и вытираются платками, закуривают, осваиваются в помещении, пытаются придать ему подобие уюта, открывая окна и разбираясь с неработающим вентилятором. Они говорят о погоде, предстоящем бейсбольном матче, духоте в помещении, чьей-то простуде, обмениваются мнениями о текущем судебном разбирательстве. Обмен этот создает впечатление поверхностного, досужего любопытства, хотя в нем чувствуется подлежащая тяжесть и напряжение.

  На более глубоком уровне можно усмотреть, что тяжесть эта создается впечатлением от нескольких дней, проведенных в суде и от финального напутствия судьи, заключившего свою речь словами о серьезной ответственности присяжных и последствиях их решения, которое может означать смерть для подсудимого. Тяжелое впечатление, очевидно, усугубилось видом самого подсудимого, который провожал взглядом присяжных, удалявшихся на совещание. Совсем юноша, выглядящий еще младше своего возраста, в широко раскрытых глазах которого не читались ни злость, ни мольба, ни надежда – скорее растерянность, обреченность и покорная готовность встретить свою судьбу. Можно предположить, что деланная непринужденность, оживленные шутки и поверхностные, отвлеченные разговоры присяжных служат целям избегания, нежеланию воспринять тяжкую ответственность своего решения, поскорее покончить с делом и вернуться в свои отдельные, частные жизни, прочь от удушающей дилеммы, перед лицом которой они оказались.

  На еще более глубоком уровне, ядро содержания групповой ситуации включает тему отношений жестокого, деспотичного отца и мятежного, непокорного сына, нашедших свою кульминацию в отцеубийстве и грозящем сыну возмездии. Эта тема, заданная фабулой преступления, в котором обвиняется подсудимый, глубоко резонирует с каждым из членов коллегии, актуализируя их эдипальную проблематику. Мысль об оправдании, происходящая из идентификаций с сыном, субъективно крайне опасна, оставляет наедине со своими конкурентными побуждениями и страхом возмездия от могущественного авторитета, который проецируется на группу, и на внешний социум, представленный судом. Производными этого содержания становятся основные фигурации и ведущие оси напряжений групповой структуры, манифестирующие страхом перед закрытой дверью и вопросом выбора мест. Закрытая дверь символизирует прерывание связи с авторитетом, оставленность им. Выбор места за столом символизирует борьбу за собственный авторитет в группе, соперничество между участниками. Сложившаяся структура отражает явное признание власти главенствующего авторитета и отказ от соперничества в группе. Участники группы бессознательно воспринимают мнение, соответствующее фантазии о воле архаичного мстительного отца. Они ограничиваются фрагментарными контактами между собой, устраняются от того, чтобы глубже проникнуть в суть вопроса, больше узнать других и быть узнанными другими. Они довольствуются поверхностной общностью, основанной на явном подчинении отцовскому произволу и декларации согласия и добрых намерений по отношению друг к другу. Вместе с тем, структура отражает и другие аспекты содержания, остающиеся до поры в латентной форме. Так, обмен малозначительными, отвлеченными репликами имеет смысл тестирования друг друга, точечных проб, позволяющих почувствовать потенциального оппонента, измерить его силу или слабость, готовность уступить притязаниям другого, или самому оказывать влияние. На оси отношений с отцовским авторитетом, за истовой приверженностью воле отца угадывается латентный саботаж, который выражается в том, что присяжные исполняют свои обязанности формально. В их скором правосудии с соблюдением пунктов предписанной процедуры есть что-то ритуально-гротескное. Так, в средние века, зрелище казни порой предварялось коротким шутовским выступлением карликов, которые с уморительно серьезными минами изображали пародию на предстоящее страшное действо.

Итак, групповой процесс на этом этапе можно описать бионовским термином базового допущения зависимости. В группе отсутствует когерентность, а непрочная когезия устанавливается только в пределах поверхностного аспекта взаимоотношений.  Группа лишь внешне производит впечатление рабочей. По сути, она глубоко дисфункциональна и катится под гору на салазках невротической предрасположенности ее участников к безответственному и опрометчивому решению. Этим все могло бы и закончиться, если бы камнем преткновения для этой динамики не выступил один из двенадцати присяжных, а именно – №8, архитектор в белом костюме, – единственный, кто на предварительном голосовании, едва не ставшем окончательным, проголосовал против виновности подсудимого.

  Забегая наперед, хочу сказать, что роль этого участника группы, его отношение, поведение и вклад в групповой процесс в моем представлении вполне соответствуют позиции группового аналитика. Единственное отличие здесь я усматриваю в том, что терапевтические действия архитектора в группе присяжных являются средством, которое необходимо для выполнения основной задачи группы – разумного, осознанного и взвешенного вынесения вердикта по важному вопросу. Эта цель в данной группе была бы недостижима без предварительного выявления и разрешения латентных невротических установок участников. Что же касается терапевтических действий в аналитической группе, то выявление, исследование и разрешение бессознательных конфликтов в этом случае являются и промежуточной, и конечной целью аналитика.

  Первое, что делает архитектор в группе присяжных – он предлагает не решать сразу, а вначале поговорить. Препятствие отыгрыванию в действии, создание пространства для рефлексии и его поддержание в групповой культуре являются первостепенной задачей группового аналитика. Второе действие архитектора, сразу следующее з первым – помещение в фокус внимания группы неоднозначности проблемы, с которой группа имеет дело, и серьезной ответственности, которую несут участники группы, решая вопрос жизни и смерти человека. То есть, он обозначает ту самую дилемму, которая оказалась источником подспудной тяжести и скрытого напряжения в группе, и которой избегают остальные участники. Чрезвычайно важно, что эти слова звучат не тем усталым, будничным тоном, которым их же произнес незадолго до того судья, в тысячный раз отправляя свою профессиональную рутину, и не тем бойким, деловитым тоном, которым их же только что произнес старшина присяжных, озабоченный в основном успешным выполнением своей роли ведущего. В словах архитектора звучат сила и ясность, сопряжение с глубоким чувством и боль сопереживания. 

  С этого момента исходный групповой процесс постепенно начинает принимать другой характер и направление. Поначалу архитектору, как и аналитику в аналитической группе, приходится преодолевать серьезное противодействие и массивные атаки сплотившейся против него всей группы и отдельных ее участников. На первых порах он вынужден много говорить и делать, обнаруживая недюжинные запасы стойкости, терпения, понимания и такта. Его интервенции многообразны и направлены как на процесс, так и на структуру, и на содержание групповой ситуации. В какие-то моменты он просит, в какие-то настаивает и даже требует. В одних случаях он мягко и деликатно указывает членам коллегии на их противоречия, в других – жестко им оппонирует. Иногда он оказывает поддержку, когда в этом возникает необходимость, не оставляя вниманием и тех, кто недавно был к нему открыто враждебен, а иногда директивно прерывает те действия присяжных, которые грозят разрушить  зарождающуюся культуру рабочей группы. Порой он прибегает и к интерпретации бессознательных мотивов других участников группы, но по большей части высказывает свои идеи или подхватывает идеи, высказанные другими, заражая атмосферу группы духом исследования и сотрудничества.

  Поскольку мы ограничены во времени, я не стану останавливаться на подробном разборе дальнейшей динамики группового процесса в коллегии присяжных. Отмечу только, что поначалу динамика трансформировалась в базовое допущение борьбы-бегства. Латентное содержание, сосредоточенное в перипетиях эдипального конфликта, оказалось вскрытым. Вслед за погодой, сменившей жаркую духоту дня на вечернюю грозу и ливень, групповая атмосфера сменила натянутое согласие на вспышки гнева и яростное противостояние. В ожесточенной борьбе присяжные заседатели не только отстаивали свои мнения по фактам дела, которое рассматривалось в суде – они стремились заявить о себе, утвердить свой авторитет, свою значимость, свою жизненную правду. При этом, они нередко переходили на личности, пытались подавить, унизить, дискредитировать своих оппонентов, порой едва удерживались от физического насилия. Вместе с тем, несмотря на все эти бурные коммуникации, а скорее, именно благодаря им, участники группы все больше раскрывались друг перед другом в своих сущностных аспектах, узнавали друг друга и узнавали сами себя в глазах других. Волны аффекта взаимно усиливались, вызывая все более глубокий резонанс участников группы между собой и с обсуждаемой ими темой. Среди заседателей все чаще появлялись очаги искренней эмпатии и взаимопонимания. Вспышки проницательности то у одного, то у другого присяжного приводили к цепной реакции инсайтов у всех участников группы. В процессе все больше преобладала динамика рабочей группы, которая порой откатывалась к базовому допущению борьбы-бегства, но только с тем, чтобы преодолеть его и утвердиться снова. Со временем, изначальный посыл архитектора уже не требовал его постоянного единоличного подкрепления. Он был воспринят и усвоен большей частью группы, которая сама взяла на себя весь спектр аналитических функций исследования, понимания, толкования смыслов, администрирования границ и регуляции своей деятельности. Едва ли участники этой групповой работы смогли претерпеть кардинальные личностные изменения за время одного обсуждения. Но я уверен, что к его окончанию все они получили к таким изменениям достаточный импульс, и после вынесения вердикта все вышли из комнаты совещаний с чувством настоящего приобретения – кто с ощущением выполненного долга, кто с большей уверенностью в себе, кто с опытом сопричастности важному и нужному делу, кто с горьким и болезненным откровением о своих недостатках и заблуждениях.

  Остается только добавить несколько слов к вопросу об искусстве группового анализа. На мой взгляд, не так важно исчислять его многообразные проявления и подыскивать для них имена. Гораздо важнее усвоить некоторую внутреннюю позицию, из которой они исходят. Внутренняя позиция архитектора в фильме «Двенадцать разгневанных мужчин», на мой взгляд, основана на достаточном разрешении его эдипальной проблематики. Он оставил устремления к идентификации с образом всемогущего архаичного отца, как и попытки его свержения в конкурентной борьбе, или поиск отцовских милостей в унизительном подчинении его произволу. В социальном измерении эта позиция глубоко общественна по своей сути, т.к. предполагает ограничение притязаний индивидуального авторитета общественным благом и верховенством права при максимальном сохранении индивидуального достоинства и свободы самовыражения. И мы видим, что в группе присяжных архитектор не имеет притязаний на особое знание или исключительное положение. Он не ищет самоутверждения или морального превосходства. Он не заинтересован в победе ради победы и не тешится умением манипулировать людьми. Он понимает свою зависимость от мнения окружающих и относится к ним с должным уважением, но при этом не подстраивается к окружающим и оставляет за собой право открыто выражать и отстаивать свои личные убеждения.

  С пожилым присяжным под номером 9 архитектор образует пару, отношения в которой контрастируют с убийственной враждой между жестоким, деспотичным отцом и буйным неуправляемым сыном. В этой паре стареющий отец добровольно уступает первенство сильному сыну, с которым сохраняет общность. Сын опекает слабого отца и в то же время опирается на его моральную поддержку, без которой его усилия в общественном деле оказались бы тщетными. Возможно, архитектор и пожилой присяжный в замысле режиссера также репрезентировали истинную пару отца и сына, и именно поэтому только этим двум персонажам он дал имена и заключил свой фильм сценой их рукопожатия.